Непостижимая странность - Страница 11


К оглавлению

11

Но какое блестящее вознаграждение за эти неприятности! Едва вы вступите в Неаполь, как перед вами открывается истинный характер обитателей! На каждом шагу восстают перед вами свидетельства религиозной веры. Статуи пресвятой девы или святых украшают все площади. Нет ни одного памятника, пирамиды, фонтана, наверху которого не стояло бы изображение мадонны или почитаемого святого, вызывая прохожих на благочестивые размышления. На углу каждой улицы вы находите нишь, где помещена статуя святого, под покровительство которого отдали себя жители этой улицы. Это нечто вроде маленьких часовен, поддерживаемых с благочестивым тщанием, благолепно украшенных; в точение всей ночи пред ними неугасимо горит лампада. В улицах более длинных число этих нишей увеличивается. Но, что еще более замечательно, – независимо от этих общих выражений благочестия – в каждом магазине, самом богатом, равно как и в самой бедной лавчонке, против входа находится всегда образ св. девы или святого, украшенный цветами, а вечером озаренный свечами. Это – домашние алтари, воздвигаемые в славу высших сил, заменивших в недрах христианской семьи домашних лар, которых почитали язычники!

Эта религиозность физиономии большого города составляет одну из самых поразительных сторон неаполитанской столицы. Я был ею тронут гораздо более, нежели красотою залива, живописностью местоположения, блеском артистических богатств и драгоценнейших коллекций древности. Свидетельства живой религиозной веры народа, со всех сторон восстающие перед очами, были для меня полнейшим ручательством за него против клевет, которые так упорно и бессовестно расточают на счет этого доброго племени.

Кто вздумал бы приписывать суеверию и невежеству эти внешние знаки народного благочестия, тому стоило бы только, для уничтожения своих сомнений, заняться изучением простых, истинно христианских нравов народа. Достаточно войти в воскресенье или в праздник в церковь, чтобы убедиться в искренности и чистоте религиозных чувств, которые так ярко выражаются на тждом шагу в Неаполе.

Не менее поразительно для иностранца то уважение, которым окружает народ представителей церкви. Благоговение неаполитанцев пред служителями божиими совершенно напоминает время первобытной церкви Христовой: беспрестанно встречаете вы лица разных сословий, останавливающиеся на улицах пред монахом или священником, чтобы поцеловать у него руку в знак благоговейного уважения.

Нет, что бы ни говорили апологисты протестантской Англии, – народ, у которого религия образует сердце, очищает и возвышает стремления, не может быть ниже нации, которая понимает религиозную истину лишь под призмою ереси. И если даже смотреть со стороны материального благосостояния (которая одна только и занимает известные умы!), то как не признать, что рабочие классы в Италии, и в Неаполе особенно, несравненно счастливее работников в какой бы то ни было части Соединенного королевства!

Если бы манчестерский или бирмингэмский работник захотел справлять в течение года все религиозные торжества, строго соблюдаемые в Италии, то его семья принуждена была бы умереть с голоду. В Неаполе же, несмотря на чрезвычайно частые праздники, которые, освящая душу, содействуют чрез то и благосостоянию тела, работник удовлетворяет весьма легко всем своим нуждам, с семьею и детьми. Английский работник в обыкновенных условиях работает больше, питается не лучше, семью свою содержит с большим трудом и доходит до конца года с большим истощением тела, не испытав ни одного из тех нравственных услаждений, которые католическая религия дает вкушать неаполитанскому простолюдину, находящемуся в тех же условиях. Так широкое значение, предоставленное у католических наций жизни духовной, не только не уменьшает, а, напротив, возвышает материальное благосостояние!

В этом описании вы видите, правда, только внешнюю сторону – обряды и образа; вы не видите, до какой степени дух христианской религии проник в сердце народа. Г-н Гондон не говорит об этом ни слова, а другие уверяют, что сущность христианства вовсе непонятна для масс и даже для многих из самих духовных лиц. Так, например, у г. Верна находим уверения и факты, доказывающие, что «самая отвратительная безнравственность легко, уживается у неаполитанского простонародья с величайшею набожностью». В Калабрии и Абруццах беспрерывно происходят грабежи, но часть награбленного всегда идет на дела церковные, на украшение икон, статуй и т. п. «Это очень милый способ преклонять небо на милость, делая его своим сообщником!» – восклицает остроумный турист. Само духовенство хлопочет только о том, чтобы народ больше делал приношений на церковь, больше крестился и клал поклоны перед образами, а затем – духовное возвышение народа нимало не интересует его пастырей. Священники и монахи торгуют исповедью, проповедью, мессами: так, они не дают без денег разрешения на брак, требуют платы за позволение есть скоромное в постные дни, продают четки и частички мощей, молитвы за умерших, находящихся в чистилище, торгуют мессами, собирая деньги с сотни персон, заказывающих службу, и отправляя ее для всех заодно. Наконец, они придумывают явления и чудеса, чтобы привлечь в свои церкви больше народа и, следовательно, больше приношений. Так, например, тотчас после последнего землетрясения в Неаполе публиковалось avviso sacro, утверждавшее, что город спасен от конечной гибели единственно чудесным заступлением святого Эмидио, и вследствие того приглашавшее народ устремиться в церковь его для принесения ему благодарности. Священники собора св. Дженаро обиделись за своего святого и весьма энергически объявили, что, напротив, дело спасения города принадлежит вовсе не Эмидио и никому другому, а святому Дженаро, который всегда был особенно популярен в Неаполе. Подобного рода разногласие менаду членами духовенства произошло по поводу вопроса о новом догмате беспорочного зачатия св. девы. Скоттисты, поддерживавшие догмат, опирались, между прочим, на откровение св. Бригитты, которая почти положительно решала вопрос в их пользу. Но, к несчастию, св. Катерина, по уверению томистов, объявила совершенно противное! Подобные разногласия, разумеется, не обходятся без маленького скандала, о котором г. Верн довольно лукаво сожалеет. Вообще же он находит, что у неаполитанцев «живая вера Христова и истинное религиозное чувство превратились в жалкий фетишизм».

11